Поцелуй королевы. Кн. 1-3[СИ] - Константин Кривчиков

Священник замолчал. И я сижу, молчу. Смотрим друг на друга.

Юрий Константинович приподнялся со своего любимого кресла-качалки и прошелся по веранде, разминая ноги. София задумчиво пошевелила губами, словно собираясь что-то сказать, но Юрий Константинович ее опередил, продолжив рассказ:

— Собственно, моя история подходит к концу. Остался заключительный эпизод. Я еще сутки провел дома у отца Григория, и только потом явился на службу. Путч к тому времени подавили, власть перешла к Ельцину и прочим псевдо-либералам. В "конторе" у нас начался развал и раздрай, да еще чистку рядов новое руководство КГБ затеяло. Я под нее тоже угодил. Мое отсутствие на работе во время путча сочли дезертирством, несмотря на то, что я принес больничный лист. Но начальство не поверило. Решило, что я, мол, специально устранился от ответственности, чтобы демократов не поддерживать. И это невзирая на то, что врачи обнаружили у меня сотрясение мозга второй степени тяжести, да…

Одна хорошая новость за это время поступила: под Гатчиной поймали санитара Олега Петрухина, который в трех убийствах подозревался. Мне об этом начальник районного УГРО (отдела уголовного розыска) сообщил. Правда, по его словам, Петрухин пошел в полный отказ, брать убийства на себя отказался наотрез. И вообще начал под психа косить… "Но ничего, — пообещал мне начальник УГРО. — Мы этого урода все равно расколем. Запоет соловьем, как миленький".

А примерно недели через три после этого происшествия в Гатчине случилось еще одно важное событие. Событие, окончательно подтвердившее для меня, что клозы — отнюдь не миф, и не плод больного воображения Сизоненко.

Дело было во второй половине сентября, но день выдался очень жарким, как в июле. А я как раз в тот день уволился из "конторы". Забрал документы, вышел на улицу и иду тихонечко пешочком. В голове пустота, на душе опустошение. Торопиться некуда… Захотелось пить. Подошел к "автомату" — тогда еще такие "автоматы" на улицах стояли: бросаешь три копейки и пьешь газированную воду.

Так вот, налил я себе стакан и стою у "автомата", пью потихоньку. Кайфую, как молодежь выражается. Останавливается рядом со мной мужчина. Вид очень непрезентабельный: небритый, лицо опухшее, рубашка задрипанная, мятая… Бич не бич, но видно, что человек опустившийся. Я, грешным делом, подумал, что он у меня собирается мелочь на опохмелку стрельнуть. А "бич" вдруг произносит негромко: "И спросил его: как тебе имя?"

Мама родная! — соображаю. Это же клозовский пароль!

Я на секунду обомлел. Уж больно все внезапно произошло. Хотя ждал я, что клозы могут появиться. Мы эту вероятность еще с отцом Григорием обсудили. Что не отстанут от меня так просто клозы… И все равно на мгновение я растерялся. Уж больно видок у товарища был некондиционный. Помню, у меня еще мысль в голове мелькнула: "Что он, другого "тела" подыскать не мог?"

Отвечаю после паузы, отняв стакан от губ: "Легион имя мне". Пароль этот, клозовский, мне отец Григорий сообщил на всякий случай. А ему жена покойная, Гузель, назвала, чтобы он мог с Виталием связаться.

"Бич" (а я уже не сомневался, что это клоз) на меня зыркнул недовольно и продолжает: "Анхиль, Шамхун, Иштар". Я воду допил, стакан вернул на место, губы обтер и отвечаю: "Энлиль, Уту, Инанна".

Что, что-то не так, София?

Юрий Константинович прервал воспоминания и посмотрел на Софию. Та сидела с поднятым вверх указательным пальцем.

— Ой, нет. Это я так, задумалась. Чтобы не забыть. Вы сказывайте.

— Подожди, деда, — вклинился Михаил. — А мне непонятно. Что же эти клозы — никогда пароль не меняли? Глупо как-то…

— Да нет, Миха, совсем не глупо. Ты пойми: клозы, это тебе не какие-нибудь Штирлиц и профессор Плейшнер с их "славянскими шкафами". Это существа, которых исторические обстоятельства разбросали по всей Земле. Они вынуждены постоянно скрываться и перемещаться, меняя оболочки. Узнать клоза по внешности практически невозможно. Вот они и ввели еще с древних времен единый пароль, по которому хоть как-то могут друг друга опознать.

— Это верно, — задумчиво подтвердила София. — Пароль очень древний.

— Ну вот, — довольно произнес Юрий Константинович. — София соврать не даст. Так вот, продолжу. Клоз берет меня за локоть и говорит: "Пошли, отойдем в сторонку". Встали мы у стены дома, за углом. "Ты чего с ответом тянул? — выговаривает мне клоз. — Я уже думал — пролет, хотел тикать". — "А ты, — отвечаю, — еще бы в дерьме вымазался для полной маскировки. Я чуть водой не подавился, когда тебя увидел. Подумал: бичара какой-то, сейчас начнет на опохмелку просить. Как тебя в таком виде еще в отделение не забрали?" — "Да уж, попал я. А куда деваться?.. У тебя деньги есть?" — "Есть". — "Пошли в какую-нибудь кафешку. Покорми меня. А то я уже недели две на подножном корму, бутылки собираю".

Зашли мы в кафе, сели за столик. "Закажи пожрать побольше, — говорит клоз, — и того, выпить". — "А выпить-то зачем?". — "Не могу без этого, понимаешь? Угодил в тело какого-то алкаша. Пока не выпью — сам не свой". — "Это как же тебя угораздило?"

К столику подошел официант. На "бича" покосился, но промолчал, принял у меня заказ. "Хлеб, салатик и водочку побыстрей, — говорю. — Душа горит. За скорость накину". — "Ладно, — отвечает официант. — Сделаю".

А я про себя соображаю: "Это хорошо, что клоз — алкаш. Надо его подпоить потихоньку, чтобы язык развязал. Он, судя по всему, меня за своего принимает. Только вот как он на меня вышел? Надо уточнить".

Спрашиваю его: "Кстати, как тебя называть? Меня — Юра". — "Да знаю я, что Юра. Меня Олегом зови, по старой памяти".

Тут у меня в мозгу что-то щелкнуло. Олег! Также старшего санитара Петрухина звали. Уж не в его ли теле мой клоз обитал раньше? "Понятно, — говорю. — Олег, значит. Так как же ты, Олежа, в такое зачуханное "тело" угодил?" — "А ты думаешь, у меня выбор оставался? После того, как ты ушел, ну, Рогачева вылавливать, я три дня в нашей хибаре сидел. Не высовывался, тебя ждал. Ты почему не вернулся?" — "Да понимаешь, — сочиняю на ходу. — Я когда на Рогачева напал — не рассчитал малость. Так его по башке звезданул, что он в больницу угодил. В смысле, уже не он, а я. Пока оклемался… Потом начал тебя искать, а тебя уже след простыл. Тут еще заварушка с путчем, со службы не отпускали, дежурства сплошные. А ты куда делся? Давай, рассказывай".

Официант принес холодную закуску и графинчик с водкой. Олег, не дожидаясь меня, торопливо разлил по рюмкам. Руки у него заметно тряслись. "Давай, за нашу долгожданную встречу".

Мы выпили. Олег начал жадно закусывать, почти не пережевывая пищу. "А чего тут рассказывать? Говорю же: два дня в хибаре сидел, тебя ждал. Еда кончилась, а тебя все нет. Думаю, может вообще спалился? Решил выйти на улицу, пошарить по дачам. Чтобы жратвы какой-нибудь найти… Залез в одну избушку, да, видать, соседи заметили. Хотя уже поздно было, темно. Вызвали они милицейский патруль. Я огородами деру. А менты за мной. Да еще с собакой… Все, думаю, крышка. Заметут и впаяют расстрел за три убийства… Выскакиваю в какой-то проулок, а там пьяный мужичек у забора сидит, кемарит. Вот я его и оприходовал по-быстрому через вену, переселился… Петрухина менты догнали и повязали, а меня не тронули. Только я оклемался и собрался в хибару свою вернуться, как какая-то баба пьяная появилась, и ну на меня орать… Оказалось, сожительница этого самого мужичка, в которого я вселился. Повела к себе домой. А они там самогон гонят… В общем, гужевали почти неделю. Я понимаю, что надо остановиться, а не могу. Совсем силу воли потерял… Еле-еле протрезвел. Думаю, надо срочно другое "тело" искать. А цикл-то закончился, не переселишься. Такие дела, ексель-моксель… Давай по второй".